-Неплохо ты устроилась, - ей этот образ не нравился, и речь, несмотря на мягкий, с веселыми нотками, голос, все же казалась ей слишком грубой. Официоз проще, понятней и не такой замороченный. На лице это не отразилось, спокойная улыбка никуда не делась.
-После, только после. В самый последний момент перед выходом. Я не люблю рисковать так глупо. А стилисты, по долгу работы, часто лезут куда их не просят, - она не любила людей, чьи профессии непосредственно связаны с чужими телами. Слишком много они знают. От них слишком мало тайн, а это напрягает.
- Роль у меня другая, маска переменчивая. Так что, историю буду плести на ходу, потом не обижайся. И, я все-таки собираюсь совсем меняться, так что забудь имя Мила, - самое привычное из всего этого. Плести историйки, которые потом становятся жизнью. И живут сами по себе, без ее участия. Смешно и грустно

Образ нежной тайны... Художественный беспорядок, светлые макияж, еще бы взгляд понаивней. Художнице сойдет. А именно про это Мила старательно плела все время. Кажется, она их всех уболтала. Генеральная репетиция перед будущим.
-Ой, конечно же, я быстренько. Ты и дойти не успеешь, - саму себя очень хотелось огреть чем-то тяжелым, но не стоит портить созданное природой и труженниками красоты.
Как только дверь за Ольгой закрылась, быстро подошла к сумке, с которой заходила к себе в номер. Лезвия заняли удобные места в кармашках, запрятанных в перчатки, тоненькое колечко умостилось на пальце, бусинка пресованного порошка заменила настоящую на колье, несколько сухих веточек нашли свое место на ткани.
Она улыбнулась себе в зеркало, поклонилась. Отражение должно поддерживать реальность, иначе будет очень и очень плохо.
Вышла сама, изобразив рассеянность и восхищение какой-то мазней на стенах (задумываться, кто нарисовал эти кляксы, не стала. Надо будет - узнает, изучала), и потерю пространства.
Ее проводили вниз, выслушав все, что она говорила о художествах.
Оказавшись на улице, на удивление быстро добралась до машины, села, безмятежно улыбнулась.
-Оленка, представляешь, они не разбираются в живописи, - а в глазах вспыхнуло "Поехали быстрее", и тут же потухло. Персонажем надо жить.

Они доехали на удивление быстро. Блеск, шик, красота. Улыбка, восхищенный голос, ворох пестрых слов.
- Ола, ты мне льстишь. До восходящей звезды мне далеко, очень далеко... О, месье Бетти, я много о Вас слышала, столько слышала. Вы цените искусство... О, не правда ли, живые картины кисти Климентуса - шедевры. О, а его потомки развили дар своего предка. Вы видели "Ангела Министерства"? О, новое слово живописи. Ваш особняк напоминает музей. Я потрясена уже увиденным, но это наверняка не самое восхитительное, что может быть. Месье Лоренцо, я умоляю, прошу Вас, покажите что-нибудь. Произведения великих мастеров живут, в них застыла капля души, даже в маггловских, и она может многому научить, - бокал шампанского в тонких пальцах, обтянутых тканью перчаток, -А как Вы относитесь к смешению маггловского сюрреализма и магического пейзажа? Знакомы с работами Пьера Дюэза? Я только недавно с его марсельской выставки. Представляете, краски можно получать из смешения 10 зелий, - восторженная речь все не подходила к концу, а гости меж тем прибывали, и Лоренцо Бетти предложил продолжить беседу позже.
Чуть улыбнулась себе и обратилась к Ольге.
-Дорогая, а ты не верила! Он замечательный человей и согласился показать коллекцию. Представляешь, что про нее рассказывают? А я увижу, - она не пила, но бокал пустел. Где-то умирал цветок от переизбытка алкоголя

Как только Калиновская отошла, Мила, спокойно улыбаясь, отошла к одной из стен и стала изучать навешанные на стены картины. На ее вкус, сюда бы хорошего дизайнера, разгрести этот хаос. Ну скажите, как магический фруктовый натюрморт сочетается с маггловской пыткой времен инквизиции? И что вторая картина вообще делает на виду?
Садист? Мазохист? Просто не подумал? Специально для устрашения врагов? Мотивы... Да, скрытный дядечка. Главное, чтобы он не оказался чем-то поистине сверхъестественным... Да нет, Калиновскую он ведь пытался изнасилось
Время шло. Разъежались гости, стихали разговоры...
-Простите, леди Агнесс, я задержался... - начал Бетти, подходя, но Мила перебила.
- Ах, что Вы. Просто Агнесс. Я буду звать Вас Лоренцо, можно? Любоваться шедеврами надо в полной гармонии, - очаровательная улыбка, светлая. Вот она я, ничего не прячу.
- Агнесс. Чудесное имя. Прошу, - зажегся свет, озаряя секунду назад окутанный тьмой коридор. Там тоже были картины, много-много. Долгие рассказы, вздохи, сопереживание.
-А это - жемчужина моей коллекции, - бесконечная вереница коридоров (Как столько уместилось?), запомнить все ходы-выходы из которой нетренированному человеку возможности не представлялось, заканчивалась дверью резного дуба.
Нечто вроде декоративного кабинета, откуда дальше угадывалась другая дверца, скорее всего, в эту самую пресловутую спальню.
Здесь и висела чудная картина, сияющая, живая, непонятная.
Одна рука отвела светлые пряди, вторая, как бы случайно, коснулась оголенной кожи на спине. Горячее дыхание опалило шею.
- Правда, она великолепна? Что ты видишь на ней, Агнесс? - в этот самый момент Агнесс прикидывала, стоит ли просить прибавки за вредность в виде приглашения куда-нибудь в глушь. Да, а картинка явно не простая.
Сказала первое, что пришло в голову, отдаленнее всего напоминавшее ей картину.
- Цветущую яблоню...
Кажется, он был удивлен.
Объятия стали сильнее, он развернул ее к себе и впился поцелуем.
Неловкое робкое движение, неумелый ответ, и никакого сопротивления.
Кажется, он был доволен.
- Ты редкая девушка... Ты будешь моей
Испуг и непонимание во взгляде, поднесенная к своим губам рука с кольцом и движение - молчи, мне страшно. Капля яда, выпущенная на волю, коснулась губ Бетти. А он, осел, еще и несколько раз это колечко поцеловал.
Потекшие по лицу слезы. Теперь игра ей нравилась...
- Я не сделаю тебе больно
Они переступили порог спальни.
Часы пробили три.

Горящие свечи озаряли великолепную комнату. Рубин и золото, только два цвета.
Фанатик Гриффиндора? Везет мне, как всегда. Слизеринца бы постыдилась... Да, за тысячу. За миллион записала бы его в перекрашенного гриффиндорца
Тонкая ткань замечательного платья треснула, падая к ногам. Тонкие веточки оказались в руках, пламя коснулось сухих стебельков. Они вспыхнули мгновенно, и белый дым, с тем особым запахом раскаленных на солнце пряностей, окутал комнату.
Ты рискуешь. Надышишься - и все, два трупа. Эта наркота яд даже для тебя.
- Зато все по боку. Расслабься и получай удовольствием, пока он еще не забился в агонии.
- А такая хорошая была девочка
-Хочешь поиграть? - ¡caramba! Как же дедушки помешаны. А мне потом синяки замазывать
Поцелуи становились все нетерпеливей и жестче, спускаясь ниже и ниже. Широкое мягкое ложе (не понимала Мила этих пуховых ловушек) , видимо, редко пустовало. Да, дяденька съехал с катушек на старости лет. Тяжеловат, однако. И старается что-то доказать. Но уже начинается. До финала не дойдет. Хмм, а что, если бы я сказала не про яблоню? Сама бы сейчас старалась? А ведь в досье было, что несколько девушек пропали после встречи с ним
Она выгнулась, жалобно застонав и смотря на него широко раскрытыми глазами. Дурман потихоньку пропитывал и ее сознание, путая игру и реальность.
- Умница, красавица, девочка моя послушная. А это только начало. Будет еще приятней, только чуть больно сперва. Ты - вся моя, ты горишь от моих прикосновений. Чувствуешь, как я касаюсь тебя... Да, да, вот так... Подожди мгновение, - кажется, он отстранился, чтобы скинуть остатки одежды. Мгновения текли за мгновениями. Хрип, звук падения, несколько секунд агонии. Отлежалась, тяжело дыша, встала.
С Калиновской ванна, коньяк и табак. А еще, нормальный мужчина
Подняла разбросанную одежду, проверила "смерть от сердечного приступа", накинула рубашку, за ущерб моральный прихватила ту картину, уменьшив, и выпрыгнула из окна, трансгрессировав в полете.
А вот выкинуло ее за квартал от отеля Ольги.
Хорошо, что без 5 четыре.
Улицы пусты.
Она была довольна. Да и дым...
Наркота, однако

Холодные камушки какой-то там аллейки, взвившиеся в воздух и вспыхнувшие лоскутья ткани. Кайф... Кое-как приколдовала к уменьшенной картине цепочку, сделав нечто вроде образка. Цепочка получилась похожей на повесившегося на своем хвосте удава, до этого проглотившего слона ("Шляпа" А. де Сент-Экзюпери), до этого переболевшего лишаем и вдобавок перееханного танком. Но держится - и ладно. Рубашка оказалась на удивление длинной. Сползла медленно личина, оставив вместо Агнесс привычную Милу. Расхохоталась, вламываясь в кусты.
-Дежуурим... Аппку сбиваем...
Не поморщился, оглядываяя ее
-Опять. Все? - не сказал, бросил в лицо два коротких слова. -Так и сказала. А может, нет? А может, он меня очаровал?
Хлопок аппарации был ответом. Энтони категорически не любил людей в таком сдвинутом состоянии.
-Ну и редька с тобой
Обидившись - все, навсегда, никогда больше не подходи, бяка (что, впрочем, бывало каждый подобный раз, и неизменно не случалось).
Путь до отеля занял полчаса (вместо 5 минут). К концу его крыша, громко шурша шифером, улетела в непонятном направлении, оставив на память бомбу в закутке с рассудком. "Потом нам будет плохо, но это уж потом".
В отель ее, разумеется, не пустили. Где это виданно - полуголая девица, явно в нетрезвом состоянии, не постоялица да и не похожая на приходившую к синьоре Калиновской, и вообще, черте знает что. С другой стороны, нищенкой она не выглядела, скорее была похожа на богатую наследницу после вечеринки. Но сплавить ее в какую-нибудь больницы не успели. Поприставав к охране и получив суровый отпор, выбежала на улицу, под окна Ольги и аппарировала, на автопилоте, не задумываясь о каких-то Н-ках. Надо - и все. Вот.
А наличие защиты на окнах Калиновской предстояло проверить опытным путем

Расхохоталась, смотря на русскую.
- Мило выглядишь, особенно после таковой ночки. Ха, скоро его хватятся... Может быть? Коньяк есть? - на удивление трезво, только зрачков почти не видно, -А куда ты меня послала, там и носили. Везет на озабоченных дедушек. Как тебе, видимо. Дурацкая история... Сумасшедшее желание что-то там химичить. Что видишь? - бормоча что-то по-испански, трясущимися руками вытянула из-за пазухи картинку, увеличила и чуть ли не под нос сунула это нечто. Авось...
Резко, быстро, заходила по комнате, жестикулируя и что-то доказывая непонять кому. Чертова ванна уже не мерещилась, дурацкие словечки. Лихорадка дел.
- Красивенькие артефактики, да? Везет, всегда везет, вечно везет. Хааа, - запрокинув голову, закружилась в танце, не думаю, просто.
- Вы прелестны, леди, - сияющие зеленым глаза, странная почти нежность. Кажется, она ждала ответа, и от этого зависело, что будет дальше.
- Приятное ощущение dolor... Круцика на меня нет, - почти оскал. Сейчас, как никогда, она была похожа на рысь, вырывавшуюся редко, но метко. Огненно красный цвет волос - другая вспышка, не такая, как у Ольги. Сколько раз они меняли цвет? Не упомнить. Но сейчас, когда спокойствие рухнуло в омут, Мила больше всего сейчас жила ведьмой, сжигаемой на костре. Собственной глупости, эне ле

Две недели спокойной семейной жизни, какой бы там ни было - хуже месяца сидения в Азкабане. Разгульная жизнь Милы терялась в закоулках городов, залитая оборотным и такая благостно-невинная, светло-разоренная в чужих глазах. Никто Миллисенту не видел, никто ничего не знал. Идеальная позиция, когда тебя нигде не видят, и вчерашние "знакомые" не узнают. Это упрощяет жизнь, запутывая дальше и дальше, прочнее и основательней, в паутину лжи и недоговорок. Полуправда зачастую хуже прямой лжи, тем, что удар - тупой, не видный снаружи, а последствия - непредсказуемы. Жить на сотню масок, растрачивая мгновения одной-единственной искры на многие. Но в какой водоворот превращается тихий омут, когда множество выдуманных человечеством вещей выпускает запрятанных чертей.
Мила родилась другой, и запреты-барьеры-преграды, собственные и навязанные, по сути переписали характер. Упрямство стало упертостью, воображение - ложью, вылезшая из тьмы веков испанская горячность - английским официозом. City of common sense... Это не хорошо и не плохо, это - обычный ход вещей.
Пряный дым разогнал туман и отомкнул двери темницы. Разбудил что-то, такое притягательное и забытое... Дым жара.
Когда Калиновская, ставшая безумно милой, коснулась ладонями лица , в ее зеленых омутах утонули последние сомненья.
Притянула Ольгу к себе, целуя - сперва неуверенно, чуть, после - нежно, лаская языком... Оторваться было непросто, но она прошептала
- Ты пьянишь сильнее, чем вино...

"Тренировка - шанс на выживание. Не нужно делать это на зло, на спор, на проверку. Надо чувствовать потребность и понимать меру. И тогда, выглядя обманчиво хрупким, можно справиться с кем угодно"
Первое правило, сказанное один раз, но запомненное навсегда. Сильные руки коснулись талии, пальцы пробежали по шелку, словно пробуя, как клавиши рояля перед тем, как заиграть по-настоящему. Она стала целовать шейку Ольги, забравшись руками под пеньюар.
Какая мягкая кожа... Какая горячая. Удержать солнце?
Кровати она не замечала, стараясь не пропустить ни дюйма кожи, пахнущей для нее яблочным табаком и мятой, странным, почти невозможным сочетанием, еще сильней заставляющим биться сердце, разгоняющим страсть по венам. Жарко, белые звездочки на темном фоне, шепот моря. Давно это было? Недавно, а кажется, вечность назад.
Тихо прошептала в ухо, слегка покусывая мочку
- Bacca... deseada... ardienta... apasionada...
Халат с Ольги упал совсем, не нужен, мешается.

Ожидала ли она такого развития? Да ладно, как. Но чертовски приятно, отрицать не стоит. Чужие прикосновения, ласка чужих губ, мягких, женских, чутких. Чуть не замурлыкала, вздохнув. Пальчики ног без дела не остались. Ножки обвили талию Калиновской, поглаживая бедра, попку, под так и не скинутым пеньюаром. Неудобней, но и экзотичней. Налет тайного, не просто все на виду, до всего есть дело. Покровы надо снимать по одному, узнавая глубже. Врать в постели можно, но немногие находят в этом смак, особенно, если все по взаимному соглашению. А что было поводом к этому - зачем заморачиваться. Тело горит от желания, от страсти, от мечты. Подарить ласку, на миг самой раствориться в ней. Единственно правильное. Поглаживает киску через трусики, запрокинув голову и прерывисто дыша.
Мила была со многими, чтобы развеять скуку "коллекционировала" оргии, ходила по грани, словно бросая вызов самой себе и маске. Но голова оставалась ясной, и после каждой ночи были память и пресные воспоминания.
Только такой, редкий, распаленный дымом, хаотичный порыв, доводил до настоящей грани.
Еще, еще, чуть ниже. Мм... Твоя, твоя, твоя...
Ночь заканчивалась для многих, только начиналась для них. Или, это утро новых ощущений? Облизнула пересохшие губы, чуть прикрыв глаза

Тихо застонала, рассмеявшись негромко и что-то прошептав. Давно, ох как давно она не лежала просто, сгорая, не делая активных движений. Приятная неправильность, желанная. Еще чуть- чуть, немного, и можно будет самой... Раздвиняла ноги шире, словно прося больше, замечательней .
Руки впились в ткань, теребя, чуть не прорывая. Коготки Мила "точила" регулярно, руки всегда были ее гордостью. Кошка, которая гуляет сама по себе.
А, может быть, две кошки? Ольга умела, Ольга понимала. Счастье семейной жизни таких навыков не приносит. Только другое. Поиск наслаждения вечен и для каждого свой. Кто-то млеет от книг, до сумашествия, так, что никаких контактов не надо. Некоторые верят в богов, в идею. Большинство же ищут радостей плоти, что тоже нелегко. Ощущения наскучивают, теряют новизну.
Но не сейчас. Сейчас это было другим. Русские такие? Ме ле, многое же мы теряли, считая их... Ах

Разлитое вино сначало остудило пылающую кожу, а потом зажгло с новой силой. Или... Раскаленный воск, льющийся на кожу с горящей свечи, приносящий боль. Или наслаждение, смотря чья рука капает его на покорно распластанное тело. Довериться, положиться на волю, сознательно искать. Путей - тысячи, результатов еще больше.
Вкус губ, вкус вина, проникающий глубже и дальше, желание сплести языки, дольше не отпускать. Берет, что хочет. Свои условия, замечателые правила.
Теребила упругие холмики грудей, вырисовывая на коже, ставшей нежно-розового цвета в проникших сквозь стекла лучах восходящего солнца, желая ласкать их не только пальцами, но и ртом, захватывая все, до чего сможет дотянуться.
Умелые руки ласкали нежную плоть, доводя до сумасшествия, подводя к грани, но не переступая ее, не проникая туда, где ломило от сладкой боли, где ждало... Просить? Когда я унижалась? Это не то
Прошептала, забываясь, покачиваясь на волнах страсти, теряясь от жажды быть обладаемой.
-Твои пальцы... Войди в меня, - только что не жалобно, но просяще.

Горячая, влажная, просящая, совсем податливая, ничем сейчас не отличающаяся от обычной женщины, ищущей завершения, момента истины, пика. Какая тут гордость, что за мечта. Только треугольник между ног, настойчивая боль, расплывчатая. Стоны громче, чаще, закрытые глаза, желание сомкнуть ноги, оставляя ее в себе дольше, глубже...
Ты хочешь кончить, Милиса?
Слова русской прозвучали подобно грому, весеннему, первому, которого так ждешь и что все время застает врасплох. Выдавила из себя, заставив смотреть.
Победительница, богиня, хозяйка жизни... Мужчинам так сломать ее не удавалось, почему-то.
- Да, да, да, да, - эхом в ушах, много раз повторенное слово.
Пальцы Ольги нашли одну из точек, заставляющих биться, и волна накрыла ее с головой. Выкрикнула в ее рот, трепыхаясь, кончая, не соображая ничего.
Ей хотелось еще и еще, этого странного блаженства было мало, но слова уходили в жаркий рот Калиновской, растворяясь в ее вкусе

Успокоившись (как только могла в этом состоянии), перебралась поближе к женской сути Ольги, ткнулась носиком в узкую полоску ткани, вдыхая аромат. Мокрая, готовая.
Нет, потомись еще, это того стоит...
Трусики с нее стягивать не стала, лишь чуть сдвинула с самого сокровенного.
Я хочу, чтобы ты чувствовала, как я мечтаю сделать тебе приятное
Целует нижние губы, медленно, не торопясь, не пропуская, дразня.
Чувствовать твой запах. Так приятно знать, что я причина твоей жары Коснулась языком, раздвигая губки, собирая сок. Провела по клитору, играя, и просунула язык в сокровенную дырочку.
- Ты горячая. И узкая... Плен, - медленно вводить и вытаскивать, не проникая глубоко, лишь дразня, вызывая ответную дрожь.
Но пора еще что-нибудь.
Взгляд упал на бутылку, все еще полную.
Притянула ее к себе, рукой лаская Ольгу там, шепнула ей на ушко
- Хочешь стать моей чашей? Смешать твой сок и вино, и пить, припадая к тебе, там, где ты такая живая, такая вкусная... - влажная, в ее выделениях, ладонь, провела по щеке, спустилась к груди, -Это ты...