Приняв ворчание Блэка за что-то, вроде приветствия, Дамблдор кивнул и присел на стол напротив портрета, доставая из необъятного кармана мантии ярко-синюю бонбоньерку, которая могла бы соблазнить любого хогвартского сорванца. Встряхнув коробочку, Альбус аккуратно высыпал на ладонь несколько оранжевых конфеток и отправил их в рот.

- Меди-умные медальки... М-м-м-м... Финеас, друг мой, вы напрасно не любите сладости, они так украшают жизнь! Хотите? - и Альбус еще раз потряс бонбоньеркой, демонстрируя, что ему пока есть, чем делиться. А чтобы предложение не выглядело издевательством, он бросил горсть в соседнюю раму с пейзажем, и круглые оранжевые конфетки рассыпались по серым камням, тут же приманив стаю нарисованных голубей, - Они такие кисленькие, Финеас, с привкусом верескового меда. Говорят, повышают эту... - сдвинув очки на кончик носа, Дамблдор приблизил к глазам коробочку и прочел, - "Мыслительную активность и остроту ума"! Какая прелесть, не правда ли? Их можно даже давать студентам за завтраком...

На этом обмен любезностями можно было считать завершенным, и Дамблдор, удовлетворенно кивнув, бросил бонбоньерку в картину с норвежской хвосторогой, которая коробочку и поглотила.

- Вы напрасно так плохо думаете о современной молодежи, Финеас. Они вовсе не так пропащи, думаю, что не хуже нас с вами... Те же шалости, те же подвиги, те же ошибки... Мерлина, говорят, тоже долго считали шалопаем! - профессор добродушно усмехнулся, глядя на Блэка, как на цветущий куст, - Нет-нет, наши студенты чрезвычайно одаренные и предприимчивые молодые люди, я в них верю. В молодежь надо верить, мой добрый друг, только тогда из нее выйдет что-то стоящее.

Причудливой иллюстрацией к словам профессора послужила кучка пепла на дне просторной клетки, из которой как раз в этот момент проклюнулась взъерошенная головка, уже вооруженная крепким клювом, и издала хриплый клекот снова-новорожденного-фениксенка. Однако зная о вздорной нелюбви Финеаса к фениксам, Дамблдор проигнорировал рождение малыша, продолжая улыбаться портрету.

- Да! Именно! - Дамблдор воздел руку и проткнул указательным пальцем воздух, пришпиливая бабочку истины, - Именно подают надежды, Финеас! Взять хотя бы студента вашего факультета, молодого Северуса Снейпа - думаю, я не ошибусь, если скажу, что он станет светилом зельеварения в будущем! А ваш правнук, Сириус - какой блестящий молодой человек! А Лили Эванс? Это подлинный талант, самородок, дорогой друг!

Дамблдор весь во власти воодушевления прошелся по кабинету, заложив руки за спину и перечисляя талантливых студентов Гриффиндора, Ривенкло и Хаффлпафа, ограничив достижения Слизерина только Снейпом. Дойдя до Ульрики Монс, освоившей трансгрессию на третьем курсе, профессор остановился напротив портрета и произнес:

- Вот они, наше будущее! Ведь вы возглавляли Хогвардс, сэр Найджелус, вам тоже небезразлично, кто обучается в его аудиториях теперь, в вашем будущем. И как видите, нам есть, чем гордиться!

Напоминание о брате неуклюжим валуном упало в тишину кабинета, порвав затейливую паутину беседы, и Дамблдор опустил голову, то ли скорбя о сестре, то ли поминая прерванный разговор, то ли сожалея о бестактности портрета. Но длилось это недолго. Не поднимая отяжелевшего взгляда от ковра на полу, профессор негромко заметил:

- Да, это так, Финеас Найджелус Блэк... Излишняя горячность и импульсивность нередко служат дурную службу моим питомцам, однако их благородство и бесстрашие многое искупают, именно они способны спасти этот мир от пропасти, куда его толкают чужие амбиции и неудовлетворенное тщеславие, - Дамблдор помолчал, - Кстати, Финеас. Кто на ваш взгляд является наиболее способным в доме Слизерин? Возможно, я не успел разглядеть молодые бриллианты в полумраке подземелий?

- Розье, Беллатрикс и Регулус Блек, Малфой, Лестрейнджи... - повторил Дамблдор, пропечатывая каждое имя в тишине кабинета. За его спиной по листу пергамента шуршало орлиное перо, выводя фамилии одну под другой, - ...и Петигрю? Питер? Да, возможно, вы проницательнее, чем я, сэр Найджелус... Так значит, вот они, зеленая поросль, надежда и гордость дома Слизерин.

По воздуху проплыл светлый льняной чехол и мягко лег в открытую ладонь профессора. Открывать его Дамблдор не стал, только сжал в руке покрепче, так, что под тонкой тканью обозначилась податливая хрусткая бумага. В прохладных объятьях скользкого светлого льна лежало несколько писем, так и не полученных Беллатрикс, пара записок, не дошедших до Рудольфуса, статья из "Голоса Крови", подписанная "Студент Хогвартса" и по стилю, как две капли воды, похожий на стиль сочинений Розье, с десяток листовок, подобранных с каменного пола подземелья... Крохотные ласточки, перехваченные в полете, зловещие бумажные драконы, не успевшие опалить своим дыханием чью-то душу, их было достаточно для того, чтобы декан Гриффиндора увидел за этими бумажными облаками настоящие молнии. Но знать эти детали Блеку не стоило, поэтому Дамблдор просто взмахнул свертком, как вещественным доказательством, не обнародуя ее содержимое.

- Мне горько говорить об этом, дорогой коллега, но за острыми умами наших студентов охотятся не только древние науки и великие учителя прошлого. Молодые волшебники, стоящие на распутье, всегда представляли определенный интерес для сил самой разной направленности, вам ли об этом не знать? Маги, избравшие путь Зла, тоже ведут охоту за юными душами, мой дорогой друг, их влияние способно просочиться сквозь вековую кладку нашей школы, как вода сочится сквозь камни. Вот что меня тревожит, Финеас.

"Это их выбор! Это их жизнь!" В такие моменты Альбус Дамблдор, как ни странно,  испытывал что-то, подобное благоговению перед мудростью основателей школы. Какой поразительной проницательностью надо обладать, чтобы увидеть в самой глубине сердца волшебника его сущность, неподвластную ни времени,, ни опыту: у одних язычок пламени, у других осколок льда. Время, неумолимый садовник, раскрывает любое зерно, удобряя его успехами и поливая слезами, но отчего же из одного вырастает скромная щедрая яблоня, а из другого - неприступный терновый куст? Когда-то и сам Дамблдор был уверен, что каждый выбирает свой путь, но годы возложили на его плечи бремя ответственности за учеников, и за каждый их неверный шаг отвечал именно он, Дамблдор. Поэтому если есть хоть малейшая возможность протянуть руку, указать верный путь, удержать от ошибки, он сделает, он просто обязан сделать это!
Но Финеас Блек, пройдя тот же путь, лишь окончательно уверился в том, что единственное значение имеет личный выбор и свобода воли, и никто не волен решать даже за самого беспечного юнца, стой он даже у края пропасти. Слизеринец... 
Дамблдор поднял на портрет ясный взгляд. Ему нечего было скрывать.

- Мы познакомились случайно, во время каникул. А почему вы спрашиваете, Финеас?

-  Не переживайте так, Финеас. Если вам так пришлась по душе эта... гм... дама, я вовсе ничего не имею против вашего общения. К тому ж этот портрет действительно принадлежит профессору Слизнорту, надо будет ему вернуть. - Дамблдор миролюбиво пожал плечами, уничтожая конфликт на корню.

"В шутливом бою юный Робин хотел
Мальчишек двора победить.
На друга напал
И на части порвал.
Было б о чем говорить..."
Старая песенка выползла из-под стола, отряхивая коленки, и снова заструилась в мозг старого волшебника, то ли намекая, то ли просто резвясь.

- Однако сперва я хотел бы все же узнать одну маленькую деталь биографии данного портрета. Всего лишь - откуда он взялся? Поймите, любезный Финеас, порой под видом подарков в школу попадают страшные вещи. Разумеется, это не касается нашей дорогой мисс Диссолуте, и все же?

- Нет-нет, не испортили... Я лично распорядился, чтобы полотна не касались и сохранили его в неизменном виде, так что ваши волнения напрасны, сэр Найджелус.

Дамблдор хотел добавить что-то еще, но осекся, и через несколько секунд в дверь раздался стук. В кабинет вошел студент старшего курса, представляющий собой изумительный образец породистого колдуна и просто красивого парня. Черная смоль волос, аристократичная тонкость черт, форма кистей рук и стать выдавали в нем чистокровного волшебника. Горящий взгляд и красно-желтый галстук - гриффиндорца.

- А, Сириус. Что-то случилось?

- Я принес то, что вы просили, профессор, - Сириус протянул Дамблдору старую книгу, вид которой свидетельствовал о том, что владелец берег ее и не трепал понапрасну. Или же просто купил украшения ради, потому что золотая вязь на черной коже смотрится поистине шикарно. Профессор с улыбкой кивнул студенту и обернулся к портрету.

- Кстати, Сириус, узнаете портрет вашего знаменитого предка? Тот самый сэр Финеас Найджелус Блэк, директор Хогвартс... 

- Портреты кисти разных мастеров могут весьма различаться по стилю, - проявил эрудицию Дамблдор и раскрыл книгу, - Что-то еще, Сириус?

Потомок Финеаса (как и сам Финеас, впрочем) не был похож на человека, которого что-то может смутить, его заминка больше походила на элегантную задумчивость, но вскоре все прояснилось. Сириус достал из внутреннего кармана небольшую миниатюру, важно одетую в забавную раму, однако "энгоргио" все расставило на свои места: заклинание заставило миниатюру вырасти в картину, которая была примерно вдвое меньше портрета Финеаса, но даже в таком размере она могла вогнать в краску даже гоблина. Сириус, впрочем, не покраснел.

- Я обнаружил это утром в своей спальне, профессор Дамблдор. Точнее, ее нашел Джеймс, но возле моей кровати. Профессор, я действительно не знаю, откуда она!

- Я решил, что раз это нашлось возле моей кровати, то было предназначено именно для меня, - с прямо таки вызывающим достоинством ответил Сириус, в упор глядя на предка, - Значит, мне и отвечать. А если вам так не терпится совершить экскурсию под мою кровать, я могу это устроить, дорогой пра-пра-пра!

- Тс-с-с! Сириус! - Дамблдор с укором взглянул на студента, прерывая поток неуместных дерзостей, - Не следует говорить с портретами подобным тоном, тем более - с портретом вашего предка. Здесь никто не сомневается в вашей честности. Сэр Финеас просто чересчур... ярко выражает свои мысли!

И Дамблдор адресовал портрету один из самых пронзительных взглядов, способных пробудить совесть даже в семикурсниках Слизерина и заставить плакать навзрыд перваков Хаффлпафа.

Наука предвосхищения - вот, что отличает хороших полководцев, политиков и профессоров Хогвартс. Не успел Сириус Блек ринуться на полотно, как в его грудь уже уперлась решительная ладонь декана, удержав от ненужного вандализма. И заговорил Дамблдор раньше, чем Сириус успел открыть рот и высказать все, что он думает о всяких там слизеринских директорах, которых и при жизни никто не любил, а уж после смерти...

- Ну-ну-ну! Тихо, господа, спокойнее! Тихо. Сириус, если у тебя всё, оставь, пожалуйста, эту картинку и ступай к друзьям. Иди! - повысил голос Дамблдор, заметив, как Блек в запальчивости сжимает волшебную палочку, невесть когда оказавшуюся в его руке, поэтому гриффиндорцу пришлось ограничиться ледяным презрением и излишне громким хлопком двери.

Дамблдор обернулся к портрету, все еще держа в руках принесенную студентом непристойность. Да, основатели школы видели магов насквозь. Старый гриффиндорец Дамблдор готов был высказать ядовитому портрету все то же самое, что минуту назад готов был прокричать его студент, однако возраст и опыт замкнули уста, оставив лишь горечь в глазах. Вместо бесполезной нотации, Альбус предпочел вернуться к прерванной беседе и устало произнес:

- Вот и еще один неприличный портрет, любезный Финеас. У вас по-прежнему нет идей относительно источника этих посылок? Где же ваша хваленая слизеринская проницательность, дорогой профессор Блек?

Отредактировано Альбус Дамблдор (2009-03-13 23:55:25)

Терпение Дамблдора было бездонно.

- Сэр Финеас, я никогда не поверю в то, что вы, так сказать, в посмертном существовании стали так невнимательны и наивны, - мягко произнес он, - Все эти обнаженные прелести - не более, чем приманка, завлекающий маневр. Суть же предназначена для наиболее пытливых взоров, не затуманенных похотью. Да что я с вами говорю...

Дамблдор устало махнул рукой, сел за стол, положив портрет перед собой, и с головой погрузился в изучение полотна и записывания каких-то знаков на листе пергамента. Весь вид Альбуса Дамблдора говорил о том, что ему, пожилому магу, без сна и отдыха хранящему детей от соблазнов, а Свет от Тьмы, недосуг пререкаться со зловредными портретами, что так бездарно тратят свою вечную жизнь на интриги и шпильки.

Судя по всему, Дамблдор уже окончательно утратил интерес к картине и решил ей ответить исключительно из соображений вежливости и врожденного великодушия.

- Силы Зла, напротив, хитры и коварны. До меня дошло только два подобных портрета, причем первый я обнаружил чисто случайно: профессор Слизнорт никогда бы не показал его посторонним, но по счастью милой Берте пришла в голову мысль прогуляться неподалеку от моего кабинета. Второй же дошел до меня лишь благодаря исключительной честности мистера Блека: обычно молодые люди не имеют привычки передавать преподавателям подобные презенты. Особенно, если они учатся в Слизерин. Кто знает, сколько таких Берт осело в подземельных спальнях... - рука Альбуса на миг замерла над пергаментом, - Готов поручиться, все эти портреты были доставлены чистокровным магам из определенных семейств, таких, как семья Сириуса. Специальный подарок для благородных юношей, умеющих читать между строк. Кстати, любезный Финеас, заметьте, что эта Берта зачарована в своей раме и никуда не денется. Вероятно, единственным просчетом неизвестного дарителя была Берта, присланная Слизнорту: она была слишком любознательной и подвижной, чтобы остаться в руках того, кому была предназначена.

Отредактировано Альбус Дамблдор (2009-03-14 15:14:10)

Недоверчивый взгляд поверх очков.

- Вы хотели сказать, магглорожденным волшебникам, не так ли, Финеас? Кому же именно?

Почему-то он вспомнил о Реддле. Какой выразительный пример магглорожденного волшебника, который, учись он сейчас, наверняка нашел бы еще один портрет Беспутной Берты на своем прикроватном столике и не стал бы долго таращиться на ее грудь, а пристально рассмотрел бы вязь орнамента на драпировке позади этой красотки. Талантливым и умным мальчиком был этот Том Реддл. Даже слишком.
Альбус отложил перо.
Реддл.

- Так кому же?